Деревня диким лишайником заползла на всю южную часть горы. Люди здесь жили суровые – охотники за пушниной да проводники контрабандистов которые не рискнули бы сунуться ни на перевал ни в низину где пробраться можно было только звериными тропами.
Климат тоже не способствовал притоку населения - обдуваемые со всех сторон скалы, ледяные горные потоки выходящие из берегов и непроходимые, полные бурелома склоны, где неосторожный путник мог стать лёгкой добычей барса или, сломав ногу, умереть от голода взывая о помощи.
Женщины в деревне были под стать мужчинам - сильные, молчаливые и выносливые. Несклонные к сантиментам и скупые на чувства женщины. Если бы человек уже шагнул в космос и осваивал чужие миры то именно из населения таких горных, богом забытых, полудиких селений и стоило бы набирать колонистов. Жизнь полная лишений не оставляла времени на заботу и игры с детьми; дети взрослели быстро и рано начинали о себе заботиться.
Но, даже принимая во внимание крутой нрав местных жителей, Молчун далеко обогнал всех в нелюдимости и замкнутости. Сухая злоба хищника сжигала Молчуна изнутри и выплёскивалась на каждого кому непосчастливилось оказаться с ним рядом. У него не было ни родственников ни жены ни друзей.
Его прогнали бы из деревни если бы нашлись такие кто не побоялся, хоть и не в одиночку, кинуть ему вызов. Он был самым искусным охотником и, пропадая иногда в лесах по неделям, мог приволочь преогромный тюк отменных шкур за которые еврей из города за озером давал самую высокую цену.
Однажды, перед самой зимой, когда наполненные водой следы от лошадиных копыт к утру покрываются уже инеем, Молчун нашёл Иону. В то утро он уже второй день шёл за рысью, но выбравшийся из западни подраненный зверь, оставляя на кустах капли крови, забирался всё выше и выше.
Иона лежала под кустом дикого ореха и плакала. Конечно тогда она ещё не была Ионой, да и пронзительные скрипучие крики не походили на полноценный плач.
Молчун никогда не видел таких крошечных младенцев. Он не понял сколько ей от роду - месяц, два или полгода, но просто взял завёрнутое в цветастую тряпку тельце и повернул назад в деревню.
Происхождение девочки так навсегда и осталась загадкой. В конце концов её стали считать брошенной случайно заблудившимися цыганами, но набожные старухи шамкали о неземном происхождении и угрожающе показывали кривыми морщинистыми пальцами на небо.
Так или иначе, но Молчун наотрез отказался отдать девочку или отвезти её в город за озером в больницу. Пока она нуждалась в материнском молоке он хорошо платил кормилицам, а потом стал сам растить её в своём крепком, но неуютном доме стоявшем на отшибе возле самого леса.
Прошло два года. Иона превратилась в маленького худого чертёнка. Она без устали могла носиться по двору испуская нечеловеческие возгласы, но стоило её приёмному отцу показаться на крыльце как она с криками радости бросалась к нему и повисала уцепившись за грубые полотняные штаны.
Вообще ребёнок рос под стать Молчуну. Тёмненькая, с глазами угольками горевшими диковатым огоньком, Иона не признавала никого кроме отца. Почтальон заходивший раз в месяц в деревню как-то попытался погладить девочку по голове, но чуть не остался без пальца. Он хотел было выругаться, но вовремя поймал взгляд Молчуна и успел закрыть рот потому, что иначе потери могли оказаться более существенными чем какой-то палец.