Пена дней

Пена дней
У меня есть файл, в котором собраны девяносто восемь историй на одну и ту же тему. Эти истории я нехитрым поиском выкопала в сети в середине 1995 года. Интуиция подсказывает мне, что, буде та же работа проделана сейчас, содержимое моего файла увеличилось бы процентов на триста, но делать я этого не буду, мне хватает и девяноста восьми штук. Примерно раз в полгода, - в Прощенное воскресенье и перед Судным Днем, - я этот файл перечитываю, от начала до конца. Последняя история в этом файле* звучит так: "У моей бывшей жены он умер во время просмотра сеанса Кашпировского. Жена держала его на ладони".

Господь, как известно, выбрал для своих экспериментов Польшу. Смерть выбрала хомячка.

Смерть хомячка притягательна своей трагикомичностью, - он умирает так ловко, так разнообразно, с таким восхитительным упорством, что прочим смертным остается только превратить его гибель в изумленную легенду. Я глубоко убеждена, что у каждого человека есть история о том, как умер его хомячок или хомячок его близких. Моя убежденность еженедельно подпитывается беседами с малознакомыми людьми, - в диапазоне от таксистов до деловых партнеров. (Кстати, если человек, пришедший к вам на встречу чисто конкретно по делу (и видящий вас первый раз в жизни), в ответ на вопрос: "Скажите, как умер Ваш хомячок?" хватает ртом воздух и пучит глаза, но все-таки отвечает, - нанимайте его подчиненным, но не входите с ним ни в одно дело на паях: яйца у него железные; он вас выдержит, а вы его - нет). Из историй, недавно услышанных в результате подобных расспросов, мне особо запомнились две: история о пиковой даме и история Франции. Первая история описывает смерть хомяка, подавившегося соответствующей картой в процессе подгрызания покерной колоды; во второй истории хомяк пал жертвой трудолюбия Ф.П.Г. Гизо. Человек, рассказывающий мне о хомяке и Гизо (мы вместе ждали очереди к врачу, и нам было приятно говорить о чужих страданиях), несколько раз повторил: "Если бы не Тотоша, я бы эти томища и читать никогда не стал". Покойника Тотошу уважительный интерес хозяина к убившим его "томищам" должен был радовать примерно как кончина Филиппа Красивого - Маргариту Наваррскую.

Смерть хомячка не бывает внезапной, - хомячка приобретают, предвкушая скорое расставание при непредсказуемых обстоятельствах. Если ваш хомячок еще не умер - с вами что-то не так. Почему вы не женились и не завели тещу, которая могла бы сесть на диван и насмерть придавить страдальца, забившегося за диванную подушку? Где ваше чувство товарищества, заставляющее окунать хомячка в пенный, маслянисто-черный портер, чтобы и он насладился живительной влагой? Почему вы начисто лишены любви к искусству, позволяющей захлопнуть хомячка между страницами двадцатикилограммового альбома Хельмута Ньютона? Наконец, что за свинская привычка не закрывать за собой дверь в уборную? Вы думаете, если вы один дома, то все дозволено? Нет, не дозволено! Не дозволено нарушать естественный ход вещей! Хомяк должен быть прихлопнут! Посмотрите на его морду, на его сложение, на его жестикуляцию, наконец: он так невинен, чист, бодр и дружелюбен, что и сам наверняка догадывается о своей скоропостижной кончине, на манер героев Диккенса. Хомяк слишком хорош для этого мира; не разочаровывайте его.

Тот факт, что хомяк и Смерть созданы друг для друга, совершенно не означает, будто мы легко смиряемся с потерей любимца. Некоторые так страдают, что исходно заводят двух хомяков (каждый раз) - мужского пола и женского пола, чтобы Смерти всегда предстояло охотиться в богатых угодьях. В ответ Смерть, со свойственной ей простотой, упреждает возникновение проблемы: скажем, я знаю историю о паре нежно влюбленных хомячков, в процессе консумации так раскачавших клетку, что она рухнула со шкафа, унося молодые жизни обитателей (красивая смерть - но не для тех, кому пришлось мыть клетку, конечно). Другие специалисты по увиливанию от тяжелых переживаний и убереганию от них ближних идут на более серьезные поступки. Их тактика хорошо иллюстрируется историей хомячка, который никогда не умер. С., его хозяйке, было шесть лет, когда рыжий жрун поселился в клетке на подоконнике. С. нежно любила рыжего жруна и всячески о нем заботилась аж до пятого класса: первой же учебной неделей одному из одноклассников, приглашенных на день рождения С., взбрело в голову спросить, сколько лет ее хомячку. "Сейчас посчитаю", - сказала С. и посчитала. Гости, услышав названную цифру, возмутились и усомнились. С. пересчитала еще раз, но цифра не изменилась. Тогда-то и вскрылась страшная тайна: родители С. так боялись за психику девочки, что, когда хомячок внезапно скончался (увы, не знаю, как именно), они пошли в зоомагазин и заменили покойника на другого рыжего жруна. Несколько дней прошло в нервном напряжении: к счастью, С. ничего не заметила. Хомячка N0 прибрал к себе мусоропровод. Но, увы, хомячок N1 тоже долго не протянул: линия его жизни случайно пересеклась с траекторией ракетки для пинг-понга, используемой в этой семье для истребления ос. Мусоропровод тяжело вздохнул. Клетка приняла рыжего жруна N2. Отступать стало некуда. Особенно тяжело С. перенесла тот факт, что родители не сумели назвать ей точный порядковый номер текущего животного. Смерти этого хомячка С. ждала с мрачным упорством, свойственным человеку, желающему покончить с призраками прошлого. Ее напряженная неприязнь к рыжему жруну N(?) оказалась так велика, что произошло невероятное: последний хомячок С. умер сам. Просто так, лег и скончался, безо всяких видимых повреждений, тяжких болезней и купания в слабоалкогольных напитках. Очевидно, Смерть решила ради разнообразия попробовать и пресной пищи.

Тем, кому (как, например, мне) вереница преждевременно уходящих в небытие хомячков представляется тяжелым зрелищем, заставляющим мир представать пред нашим внутренним взором в дымке неоправданной жестокости, я предлагаю позитивный взгляд на вещи. Давайте считать, что хомячок - это расходный материал истории животного царства, а его предназначение - открывать врата иного мира для других четвероногих новопреставившихся. Вот Лета катит свои тяжелые воды, и вот плывет по ним управляемая Хароном ладья, груженная человеческими душами. А следом за этой ладьей, и перед ней, и рядом с ней (так мне это всегда представлялось) плывут по-собачьи души меньших, четвероногих. И перед каждой из них плывет, молотя лапками маслянисто-черные волны, маленький, мохнатый, всклокоченный, мелкозубый проводничок, и Господь сдувает с его морды вскипающую кругом пену, чтобы ему плылось веселее.